Ленинград, где Виктор Цой родился, 21 июня 1962 года, несомненно, оказал огромное влияние на его мироощущение, характер, а, следовательно, и на его творчество. Песни Цоя пронизаны духом ленинградских улиц, ленинградских спальных районов, где он подпольно играл на «квартирниках», т.е. концертов в «домашних условиях». В песнях Цоя магия Ленинграда, его душа, климат, где может быть «плюс 25. Лето», но чаще -

Третий день с неба течет вода,
Очень много течет воды.
Говорят, так должно быть здесь,
Говорят, это так всегда.

Ленинград Цоя подобно живому организму, он шумит, гудит, пахнет — то асфальтом, то бризом с Невы, то красным вином, которое ленинградские рокеры разогревали в обычных духовках, а уж потом «доводились до кондиции». Напиток получался поистине хмелящим и горячительным. Цой знает Ленинград во всех проявлениях. Через его песни ты знакомишься с проспектами Ленинграда и гудящими машинами, прислушиваешься как там за окном может барабанить бесконечный ленинградский дождь, или услышишь смех друзей Цоя, для которых мама — анархия, папа — стакан портвейна, которые идут по жизни маршем, а остановки делают только у пивных ларьков. Может даже повстречаешь на вечерней пустынной улице странную пару — девушку-восьмиклассницу, которая наслаждается конфетками и рассказывает молоденькому парню о трояке по географии. Парень в черной одежде, инфантильный и задумчивый, отрешенно смолит сигарету и зазывает восьмиклассницу в кабак конечно…
Троллейбусы и электрички Ленинграда, которые везут Цоя как правило туда, куда он не хочет ехать….

В одном из полуночных тамбуров ленинградской электрички, где холодно, и в то же время как-то тепло, где накурено, и в то же время как-то свежо, Борис Гребенщиков, известный тогда только в ленинградском рок-андеграунде, — заметил высокого молодого человека с акустической гитарой, с лицом «экзотического, восточного типа». Молодого человека звали Виктор, он спел Б.Г. несколько своих песен… Гребенщиков гораздо позже вспоминал, когда этого человека знали миллионы, а его песни распевали от Калининграда до Владивостока, что ему показалось, как будто, он узрел Чудо и испытал чувство схожее с радостью первооткрывателя нашедшего бесценное сокровище.

В Ленинграде, Виктор учился в школе, чтобы отмазаться от армейского призыва — Цой закончил несколько профтех училищ. В своей тесненькой ленинградской квартире Цой подростком перечитал «вагон романтических книг». Через подпольные каналы доставал «дефицитные» и запретные альбомы, больше всего Цоя радовали записи «The Beatles», «Genesis», Игги Поп, «Rolling Stones», панк-рок, new wave. В Ленинграде Цой начал писать свои первые стихи и сочинять к ним музыку. В Ленинграде Цой познакомился и гулял с неизвестными для «советского народа», но известными для милиции и КГБ людьми — Курехиным, Майком Науменко, Б. Г., Тимуром Новиковым, Сергеем Бугаевым по прозвищу Африка, Константином Кинчевым, Александром Башлачевым. В Ленинграде рождается легендарная группа «Кино», с легендарным лидером Виктором Цоем. В Ленинград привезут из солнечной Прибалтики тело Виктора Цоя, погибшего в автомобильной катастрофе…

Мои друзья всегда идут по жизни маршем…

Идешь по улице один.
Идешь к кому-то из друзей.
Заходишь в гости без причин
И просишь свежих новостей…
Там кто-то спор ведет крутой,
А кто-то просто спит давно,
И с кем-то рядом ты сидишь,
И с кем-то рядом пьешь вино.

Несмотря на то, что Виктор Цой по природе своей был человеком молчаливым, порой даже — стеснительным, «интровертным», — как говорят психологи, погруженным в свой внутренний мир, все-таки давали знать о себе восточные корни, — он имел массу друзей, особенно среди музыкантов. Наверное, их притягивала честность, искренность Виктора, внутренняя естественная романтика, а затем уже его музыкальный и поэтический дар.

Ленинград начала 80-х, доперестроечный Ленинград, точнее та его немногочисленная молодая, но прогрессивная часть, которая черпала информацию не в газетах «Правда» и «Труд», и избегавшая программы «Время», как привода в милицию, предпочитавшая слушать не Кобзона, Аллу Пугачеву и лауреатов «Песни года», а traditional rock-n-roll, «Duran Duran», «Depeche Mode», «Police», с тогда еще молодым и драйвовым Стингом — это та тусовка, где Цой сотоварищи проводили время с утра до следующего утра. Время проходило не только за распитием портвейна, «Стрелецкой», «Московской» и подогретых вин, не только посещением легендарного кафе «Сайгон», но и за простым обменом информацией и пластинками, пением своих и чужих песен, чтением западных музыкальных журналов и прослушиванием запрещенных в СССР радиостанций, где часто мелькали непонятные, но выразительные слова и имена — punk, fuzz, «Sex Pistols», «Fender», drive.

Друзья Цоя были различны по своим «жизненным взглядам», и даже музыкальным пристрастиям. Здесь были и первые советские панки, с грубо остриженными «хайрами», в «бананах» и булавках, и «нововолновщики», любители западной new wave music, с эстетскими причудами и манерностью в общении, и длинноволосые хиппи со слэнгом и идеологией Love & Peace, здесь попадались и любители хард-рока, на которых имя «Black Sabbath», воздействовало столь же магически как имя Рона Хаббарда на современных фанатов саентологической церкви.

Некоторые из его друзей, выйдут из андеграунда и станут знаменитыми. Кинчев, Гребенщиков, Курехин, Африка… но все же большая часть покинув ленинградское подполье, ослепнет от «красы» перестроечных реформ, дикого рынка и дикого шоу-бизнеса и останется такой же безвестной, как и в те времена, когда за участие в рок-концерте, можно было схлопотать срок в ИТК, — но, наверное, всем им прославленным и неизвестным, панкам и битникам — Цой посвятил одну из своих лучших песен «Мои друзья», которую и сейчас можно услышать в исполнении современных неохиппи, анархистов и панков.

Пациент «психушки» — В. Цой

Виктор Цой избегал службы в армии, потому что, будучи человеком творчески независимым и ментально свободным, наслушавшись Джона Леннона, «Doors», «Pink Floyd», почитав журнал «Rolling Stones», романтическую литературу и классику, потусовавшись среди ленинградских битников, хиппарей и панков — он не представлял, что может маршировать, стрелять во что-то, или в кого-то, выполнять чьи-то приказы, тем более верил он не в «прогрессивную роль КПСС» и дедушку Ленина, а в силу рок-музыки и маму-анархию. Предпочитал он не стрелять из автомата, а играть на электрогитаре, носить не каску и бронежилет, а джинсы и кожаную куртку, украшенную клепками и английскими булавками. Избегал армейский призыв Цой с помощью различных ПТУ, где он и скрывался до 21 года. Затем его все-таки раскусил военкомат и Виктор Цой, по совету друзей, играет в ва-банк и направляется прямиком в … психушку…. Да-да именно в психиатрическую больницу. Там он проводит вместо двух недель — шесть. После пребывания «над кукушкиным гнездом» — у него действительно чуть не «поехала крыша», из-за государственных методов лечения психических аномалий и старания одного доктора, которому «пациент Виктор Цой» не понравился своей задумчивостью и невозмутимым молчанием. Выписавшись из «психушки», Цой имеет справку из этого учреждения, которая гарантирует ему индульгенцию от вооруженных сил СССР, как законному «психу», которому армейская служба противопоказана. Но наверняка не служба была противопоказана Цою, а Виктор Цой был противопоказан любой службе, диктату и контролю, потому что такие немногочисленные феномены как Цой, истинные и страстные поэты, привносят в любую нормированную железобетонную систему, вроде Союза ССР 80-х — начала 90-х, не мертвенную стабильность и конформизм в поступках и взглядах, а дух бунта, свежесть, спасительную новизну.

Спустя несколько лет Цой напишет песню «Муравейник», где есть строчки «… и я не знаю каков процент сумасшедших на данный час… но если верить глазам и ушам больше в несколько раз». Наверняка эти веселенькие слова навеяло Цою — память о его невеселом пребывании в психиатрической больнице №2 города Ленинграда.

Это странное место Камчатка…

http://victor-tsoy.narod.ru/
http://vitya-tsoy.narod.ru/