Это редкая история. В ней каждый этап, развивающий сюжет, самоценен, и при этом разгоняет следующий. Я уже два раза успел подумать, что история закончена; но она всё продолжается. Я такие называю «коньячными»; в том смысле, что смаковать, катать по небу и проч. можно бесконечно.
Так вот.
Сижу я тут как-то на скамеечке на дорожке Лужников, и вдруг один Пареха Кержакову даёт по репе. Его, натурально, удаляют.
А я-то не просто так сижу. Я ещё и футбол комментирую. Да ещё и не один – с Геннадием Орловым. Да, впрочем, оттуда, с дорожки Лужников, одному и невозможно... Ну, вы понимаете. Удаляют, в общем, Пареху, и мы с Геннадь Сергеичем обсуждаем, что будет дальше. И, в общем, соглашаемся на том, что выйдет сейчас у Спартака вместо кого-нибудь центральный защитник. И, думаем мы оба, это будет Маркус Рохо.
А выходит Брызгалов.
Характерно, что в репортаже мы это так и не обсудили. Ну, Брызгалов – и Брызгалов; там ещё сразу же гол забили, так что про Рохо вспоминать особенно было некогда. Так мы и отработали с коллегой Орловым, не вдавшись в эту подробность.

Тут ещё надо сказать, что я на пресс-конференции послематчевой года три не был. А тут пошел. Причем пошел, потому что замерз. Думаю – дай, погреюсь; а ещё и любопытно, в матче есть, что тренерам объяснить. Долго никто не приходил; потом пришли спартаковские, и Трахтенберг объяснил, что вот обычно первым приходит тренер гостей, но тренер гостей решил что-то рассказать своей команде в раздевалке... В общем, сказал Трахтенберг – вот они мы.
Среди прочей лабуды задается Карпину вопрос. Там, среди других смыслов, в частности – почему не выпустили Рохо.
Карпин говорит: правило – пять русских на поле. Если бы я выпустил Рохо – осталось бы четыре.
Ок.
Приезжаю я на телецентр. Там у нас готовится новая суперпрограмма, «90 +». Вы посмотрите, если не смотрели. У меня ещё был испанский матч, и я видел не сначала, но как раз вышел из студии к тому моменту, когда обсуждалась игра «Спартак» – «Зенит». И Сергей Акулинин, игриво улыбаясь регламенту, говорит: между прочим, Карпин ошибся.
В чём?
А в том (и это чистая правда), что правила «пять русских на поле» нет. А есть правило – шесть легионеров на поле. Это, в сущности, одно и то же, но если составы полные. А если нет... В общем, Карпин вполне мог выпускать Рохо. Мог. Не то, чтоб лажанулся, Брызгалов нормально сыграл... Но – мог.

А я, как многие знают, с Карпиным общаюсь. Ну, я репортером был, когда он был игроком; давно знакомы. И с Онопко так же, и с Никифоровым, про которого вы, наверное, забыли; а зря. Общаюсь. А тут вообще странная ситуация: вроде как два часа бок о бок просидели, на расстоянии руки (или плевка) – это я о трансляции; а не поговорили. Вот и созваниваемся.
Я ему говорю: лажанулся же. Легионеров надо считать, а не русских. А Карпин не соглашается. Вот как это возможно? Но говорит: не лажанулся.
Это как?
А вот как, говорит. Я помню, говорит, про шесть легионеров. Но вот стою и думаю: выпущу Рохо, а вдруг докопаются? Вдруг?? Уже, внутренне соглашаюсь я, и не в таких ситуевинах докапывались...
И я понимаю: вот история про нашу жизнь. Даже не про футбол. Про нашу жизнь.
И я рассказываю её товарищам, смакую, все балдеют – серьезная история. Коньячная, как было сказано выше.
Но!
Вчера. В мой выходной день... Сижу я в заведении. Чинно так сижу, столь же чинно наливочку штукатурю – степ бай степ. И встречаюсь с давнишним товарищем. Он тоже имеет прямое отношение к управлению большим футбольным клубом. Я его не назову, у Валерия я спросил разрешения опубликовать частный разговор, а ему вот не могу дозвониться. В общем, я ему рассказываю свою коньячную историю...
А он, поймите, не улыбается.
Он говорит: так и правильно. Правильно, говорит, Карп поступил. Я об этом все время думаю. И всегда думаю. И пока у нас так, я не забуду об этом думать!
Я ржу. А он говорит: а чё ты ржёшь?
А ржал я над тем, что прекрасна наша жизнь, как ни крути. Она великолепна. И никому про неё ничего не объяснишь. Вот мне тут рассказали анекдот: что делать, если инспектор ГИБДД не принимает у вас купюры?
Ответ ошеломительно простой.
Тогда надо разгладить и вставить другой стороной.
Вот что роднит эти истории? Да ничего. В сущности – ничего. Но они об одном и том же. Они – про нас.

P.S. А ещё вынимаю я на той скамеечке телефон в перерыве и вижу, что у меня смсок немало, и одна, вообразите, от Андрея Червиченко. Со смайликом. И пишет мне он: «проспартаковский у тебя сегодня комментарий, Вася!» И – смайл.
Я минутку подумал, как бы отписать. И ответил так... Вы учтите, что это смска, это шутка, в общем. Попробуйте учесть. И публикую я её потому, что проспорил. Пишу я, в общем, обратно Андрею: «А Геннадий Сергеич как Гитлер. На его фоне любой будет красным».
Нелегкая это задача – отбиться от Червиченко. Но мне удалось, Андрей больше не писал. Не мешал, в общем, нам с коллегой работать.